Эксклюзивный репортаж спецкора
«Комсомольской правды» Дмитрия Стешина

Сложно, почти невозможно оспорить этот факт: в России любят Грузию, а грузины любят Россию. Все любят друг друга до полного растворения, до замещения самой последней клеточки в организме. Шашлык, вино, боржоми, Басилашвили, Мимино, Мцыри, Багратион и Кантария с флагом над Рейхстагом… Высокопарная фраза «Русские – наши братья», пожалуй, только в устах грузина не звучит фальшиво. Но это очень странная любовь, она почему-то не мешает нам люто ненавидеть и убивать друг друга. Почему?

Грузинский прорыв

Я видел много кавказских республик, мне есть с чем сравнивать, и, пожалуй, только Грузия в итоге, смогла стать государством без приставки «квази». Человек, впервые оказавшийся в чужой стране, остро чует любую, самую мелкую деталь незнакомой жизни, и делает выводы, складывая их в цельную картину. Трап к самолету подали через минуту после приземления. До суперсовременного аэропорта домчали мигом, на нормальном автобусе, а не на чихающем «пазике» времен СССР.
Встречающий меня таксист не опоздал, а в самом отеле с корреспондента содрали совершенно европейскую сумму за номер, в котором из евро-кранов нормально текла вода, было чисто и работал кондиционер.
Я опросил добрый десяток человек – задавал один-единственный вопрос: что изменилось в стране за время правления нелюбимого нами Саакашвили? Я понял, как мало человеку надо для счастья. Самый часто встречающийся ответ звучал так: «по улицам можно ходить спокойно, нет грабежей, людей не крадут за выкуп. Тюрьмы забиты!» - с восторгом говорили мне люди. Правда, вся уцелевшая грузинская шпана, как известно, выехала в Россию на кормление. Но это тоже можно записать Мишико в плюс. А то, что Россия такая раззява, и всю эту шваль у себя пригрела, вот это простых грузин касается меньше всего.
Второй подвиг революционного президента – разгон ГАИ. Тотальный и окончательный. Людей в новую автоинспекцию набирали заново, и желающих на зарплату в 1500 долларов, плюс полный соцпакет и жилье, нашлось немало. Единственное условие было – «без опыта работы в органах». Учредили премию за поимку взяточников-шоферов, запретили останавливать мирно-едущие авто и ликвидировали все стационарные посты, которые в России больше напоминают феодальные замки у проезжих дорог. Грузинские водилы с садистским удовольствием рассказывали мне о каком-то легендарном начальнике патрульной службы:
- И сел он на зеленый «Москвич», курточку одел там рваную, и поехал нарушать и взятки давать. В Кутаиси его гаишники за взятку в наручники заковали, в Зугдиди побили, в Тбилиси дело заводить повезли. Он всем потом премии выписал
Следом, Саакашвили отменил техосмотр автотранспорта, сократил до двух простых движений процедуру обмена прав, регистрации машины, получение номеров. То же самое проделал и с полицией. У ментов из страны живущей на привозном топливе, теперь почему-то всегда есть бензин, чтобы съездить на место преступления. Загадка. Полицейские участки распоряжением Саакашвили раскрасили в совершенно попугайские цвета, чтобы народ ментов не боялся, а глядя на околоток, сразу же испытывал прилив позитивных чувств.
Все остальное простой человек, коих в любой стране подавляющее большинство, относит к мелочам мало его касающихся. Суперльготное и простое налогообложение для западных и своих инвесторов, преференции западным банкам, льготы реальным производителям. И мы еще удивляемся, отчего грузины не разделяют нашу нелюбовь к Саакашвили?

Война и ложь

Каждая война начинается с большой лжи, и нынешняя бойня – не исключение. Так получилось, что в воюющей Грузии я оказался единственным российским корреспондентом. От того, именно на меня одного вывалился весь припасенный загодя ушат горского коварства. Теймур Якобашвили, министр реинтеграции и Полномочный представитель Президента Грузии по решению межнациональных конфликтов, начал с того, что извинился перед корреспондентом КП:
- Нет у меня визитных карточек на русском. Вы редкие гости.
Господин министр расположил меня всего одной фразой:
- Ну, займем мы Цхвинали. Займем, в этом никто не сомневается, недаром в армию вложили пять миллиардов. Ну а дальше что, после победы?
И сам ответил на свой вопрос. Мол, есть умная методика урегулирования подобных конфликтов, обкатанная на Аланских островах. Называется она «европейская автономия». Грузинский и осетинский языки получат статус государственных, будет сформирован парламент… Сейчас, после трех суток бойни, все это звучит дико. Но тогда выглядело здраво. Единственное, что не понравилось: едва я вышел из кабинета, как, сметая все на своем пути, к министру ломанулась толпа грузинских телевизионщиков, а пресс-секретарь преградила мне путь:
- Там пресс-конференция на грузинском! Вы все равно ничего не поймете.

Я пожал плечами, и помчался на встречу к грузинскому президенту Южной Осетии Дмитрию Санакоеву. Тертый политик, побывавший министром обороны сепаратистского Южно-Осетинского правительства, долго клял и обзывал бандитом другого президента -Эдуарда Кокойты. Но в конце-концов, заверил меня, что Грузии, и ему лично, война не нужна. Во-первых, в Цхинвали остались его родители, а во-вторых, Грузия и бизнесмены-патриоты вложили многие миллиарды лари в инфраструктуру в грузинских селах Южной Осетии. Кто же так делает, готовя войну?
Поезжайте, и посмотрите! Я видел это своими глазами – шикарный кинотеатр, спортивные площадки, аптеку-дворец, супермаркет, магазин бытовой техники, бассейн без воды, строящуюся гостиницу, парк аттракционов. Но все это стояло пустое, слегка пыльное. А с каждой минутой грохотало и рокотало окрест все сильнее. Из села Эрднети навстречу нашей машине уже брели первые грузинские беженцы с нелепыми и неудобными клетчатыми сумками челноков. В ушах стоял крик Лили Баглоевой, осетинки, сорок лет преподававшей грузинский язык в местной школе (!)
- Не могу уже так жить! Пусть убьют! Прямо сейчас!
Дворцы, построенные в деревне, все меньше вязались с происходящим. Это были всего лишь безумно-дорогие декорации, макеты мирной и красивой жизни. Но мирной жизни здесь никто не ждал. Я понял это четко, на обратной дороге в Тбилиси. Мне навстречу, в сторону Южной Осетии, ехали сотни грузовиков с солдатами, сотни бронетранспортеров и полицейских джипов. Я снимал их, пока не надоело, под комментарии сопровождающих из пресс-службы Санакоева:
- Красавцы! Как на парад!
Пресс-секретарь грузинского президента Южной Осетии, Ия Баратели сказала мне на прощание:
- Дима, вы все-таки решили завтра уехать в Цхинвали? Боюсь, не получится… Побудьте у нас пару дней! До начала войны оставалось чуть меньше двух часов…

Чужая война - Гори

Этот городок, родина Сталина, оказался ближайшим к пылающему Цхинвали. По прямой, чуть больше 20 километров. И именно здесь я почуял, как на глазах стало меняться отношение к журналисту из России. Еще сутки назад меня, заблудившегося в старом Тбилиси, подобрал таксист, и бесплатно отвез в гостиницу. А в Гори мне просто не захотели сдать номер. Женщина за стойкой в холле сказала мне: «Номеров нет» и как-то осеклась. Странно прозвучала эта фраза в вымершей гостинице прифронтового города, из которого разбегаются люди. Но я не уходил – идти было некуда. Смутившись, администратор кому-то позвонила. В холл пришел немолодой мужчина, хозяин отеля. Рассмотрел меня внимательно и выдал вместе с ключом от номера:
«Русские – наши братья! Добро пожаловать в Гори!». Администратор Нана виновато улыбнулась:- Вы понимаете, вы из России приехали, а у нас тут такое… Ваши бомбили утром. Нас. И сын у меня где-то под Цхинвали воюет, что с ним – не знаю. - Нана заплакала, и я не нашел слов, которыми мог бы ее утешить.

У новенького госпиталя Гори, с новеньким моргом, как специально отстроенным накануне войны, стояла толпа грузинских военных. Все в «трехмерных» камуфляжах, в ярко-желтых ботинках времен «Бури в пустыне» (американцы освобождали затоваренные склады), с пластиковыми натовскими флягами и потертыми русскими «калашами». Гражданские и военные рассматривали списки то ли убитых, то ли раненых – 150 фамилий к полудню первого дня войны. Списки были на грузинском языке, и когда я попытался уточнить – кто это, убитые или раненые? У меня, как говорится, начались проблемы. Я забыл, что нахожусь на чужой войне, я журналист из вражеской страны и мне это быстро объяснили. Хорошо что фотоаппарат успел спрятать в карман… А там было что поснимать. Убитых в морг Гори, привозили на грузовиках, завалив сверху пустыми картонными коробками и деревянными ящиками. Из-под этой убогой маскировки предательски торчали ноги мертвецов в ярко-желтых американских ботинках.
Мне удалось растолковать грузинским военным, что я, единственный журналист из России, освещающий грузино-осетинский конфликт с их стороны. Еще минуту назад эти люди были готовы прислонить меня к забору госпиталя, а сейчас уже готовы отвезти меня в пресс-центр на машине или проводить.

Впереди – только тьма?

Пресс-центр мне напомнил фабрику-кухню по скармливанию западным, грузинским и прочим дружественным журналистам, специально приготовленной дезинформации. Судя по сообщениям, к вечеру у российской армии ( ее здесь уже официально зачислили в противники) не должно было вообще остаться ни самолетов, ни танков – все либо сбили, либо пожгли. Приезжал Дмитрий Санакоев, грузинский дублер Эдуарда Кокойты, обещал прекращение огня и амнистию сдавшимся. Судя по нескончаемому и даже приближающемуся грохоту, огонь никто и не думал прекращать, так что, слова его мало чего стоили. Город Гори постепенно пустел, приобретая какой-то вымерший и заброшенный вид. «Коллеги» от меня шарахались, как от чумного, а глава пресс-центра, неуловимо похожий на Лаврентия Павловича Берию сказал мне прямо:
- Вы, конечно, работайте здесь, но учтите, от бомб ваших самолетов мы вас защитить не сможем.
Из города выехать было невозможно – все перекрыто постами. И меня, так удачно сюда просочившегося утром, обратно никто бы не пустил. Развеселил американский инструктор украинского происхождения. Я повстречал его в магазине. Он долго пытался объяснить продавщице по-английски, что хочет мятную жвачку, но в конце-концов не выдержал:
- Шо вы мне сэмэчки суваете, жувачку дайте!
Инструктор убежал от меня с криком «Ноу комментс!», и я посчитал это хорошим знаком.

Меня, сидящего на газоне возле пресс-центра, буквально подобрал Давид, грузинский близнец боксера Валуева. Взял, и увел к себе, во дворик своего 118-летнего дома. Вынес мне кресло-качалку, отнес в дом мой пыльный рюкзак. Мы пили компот из кизилового варенья и смотрели, как над нами, огибая холм со старой крепостью, заходят на бомбежку грузинской военной базы российские штурмовики. На четвертом заходе самолеты попали в заградогонь зениток, прямо в красивые и смертельные блестки салюта. Один штурмовик задымил и ушел со снижением на север.
- Дожили, - горестно сказал мне Давид, - русские с грузинами воюют. Конец времен пришел, дальше – только тьма.
Давид полностью соответствовал своему имени, он оказался строителем, объездившим весь мир. Сутки назад Давид примчался из Салоник, чтобы увезти родителей. Но, как это бывает во всех гражданских войнах, старенькие родители никуда уезжать не захотели, и теперь, этот огромный человек, в одну секунду стал растерян и беспомощен, как ребенок. Я не удержался:
- Давид, а ведь получается, что мы враги!
- Нет. Не то говоришь. Мы не там все время врагов ищем, нам в себе их надо поискать. Я … (Давид на секунду задумался) на 10 процентов осетин. Чуть-чуть абхаз, немного грек. И при этом я грузин. Поэтому, я уехал отсюда очень давно. И зря, наверное, вернулся.
Прямо за воротами дома Давида толпились сумрачные немолодые мужчины. Тихо переговаривались, прислушиваясь к происходящему в небе. В Гори открылся пункт призыва ветеранов всех войн последних пятнадцати лет. Пожилой мужчина стоял у входа, опираясь на костыли, одна штанина у него была подвернута и заколота булавкой. На плечи инвалида был наброшен грузинский флаг, завязанный под горлом.

Горящий Гори

Вечером во всем Гори погас свет - светомаскировка. На проспекте Сталина встало пол-сотни одинаковых желтых автобусов. В городе началась эвакуация. Путь от пресс-центра до гостиницы превратился для меня в какое-то восхождение на Голгофу. Не знаю, почему меня не избили. Может, я не похож на человека которого можно просто так взять и избить, ничего не получив в ответ. Может, меня спасли остатки русско-грузинской любви. Меня что-то спрашивали по-грузински, я отвечал по-русски. В ответ я слышал многое. И что Родина моя – продажная девка, и … Пересказывать все не хочется, и нет нужды.
Часа в три ночи, дверь моего номера распахнулась – ее открыли ключом двое мужчин в форме. Показали удостоверения, заполненные на грузинском языке. Я, разумеется, спал одетый, и дискомфорта при общении, (на который явно рассчитывали гости), не испытывал. Впрочем, говорили предельно вежливо. Заглянули в компьютер, вынули редакционное удостоверение из обложки и долго рассматривали его, светя каким-то хитрым фонарем. Так же внимательно изучили грузинскую визу.
Узнав, что у меня нет аккредитации Министерства обороны Грузии, посоветовали не позже шести утра покинуть зону боевых действий. На основании? На том основании, что я гражданин государства, с которым Грузия ведет боевые действия. Я напомнил им, что в России проживает ровно миллион граждан Грузии, на что спецслужбисты, как менты всех стран, посоветовали «не умничать, иначе вы будете задержаны». Я цинично обманул спецслужбы Грузии.
Утром в Гори начался ад. Рев самолета за облаками, глухой удар, потом осыпь сухого гороха – зенитки. В паре километров от гостинцы бомбили выездную стрелку. Правда, бомбили неточно – через полчаса через нее прошел пассажирский поезд. Во дворах заревели моторы – оказывается, в городе пряталась бронетехника. На холме за гостиницей начали окапываться какие-то военные. Когда от очередного гулкого удара посыпались стекла в соседних домах, и распахнулось окно-стеклопакет в моем номере, я понял, что из Гори пора уезжать.
Город вымер. Вдоль улиц под стенами домов лежали и сидели грузинские солдаты. Тротуары были завалены отбросами войны – вскрытыми цинками, ящиками, полиэтиленовыми упаковками от одноразовых гранатометов и выпотрошенными пакетами от натовских пайков с надписями на грузинском языке. Солдаты спрашивали меня что-то, но я молчал, лишь прибавляя и прибавляя шаг, не в силах ни изображать из себя иностранца, ни отвечать по-русски. Грохот обстрела или бомбежки смещался к выезду из Гори, и получалось, что я бегу вслед за ним. На улицах не было ни автобусов, ни такси, всегда толпящихся в центре, рядом с памятником Сталину. Все кто мог давным-давно уехали. Что делать?

У пустого пресс-центра стоял Давид. Он все понял с полуслова и встал перед бешено мчащейся «маршруткой». Наверное, она была последней… Давид буквально вбил меня в переполненный салон своими ручищами, и лязгом захлопнул дверь. Если это была точка в русско-грузинской дружбе, то впереди у нас, действительно, – только тьма.
Послесловие:
Перед командировкой на грузинскую сторону конфликта, я посмотрел любимейший фильм Георгия Данелия «Кин-дза-дза». В одной из сцен, грузин, Гедеван Александрович, пораженный двуличием обитателей планеты Плюк, восклицает в сердцах: «Вот потому что вы думаете не то, что говорите, и говорите не то что думаете, я наблюдаю сей горький катаклизм, творящийся на вашей планете».

Дмитрий Стешин, KP.RU — 10.08.2008